«Привет. Это Стюарт», – произнес довольно самодовольный голос.

«Рад за вас», – ответил я со всей горечью утренней меланхолии. (Сумерки почему-то всегда сгущаются утром, не находите? У меня есть даже теория на этот счет, послушайте. Неизменный распорядок дня, включающий рассвет, утро, день, сумерки, ночь, представляет собой столь чертовски очевидную парадигму человеческой жизни от рождения и до смерти, что если с приближением войлочных сумерек, несущих ввергающую в забвение ночь на фалдах фрака, вполне извинительно переживать возвышенную печаль от осознания хрупкости человеческого существования и неизбежности, черт побери, кончины, что если в полдень это все еще уместно, как эхо полуденной пушки, отдающей в ушах колокольным звоном, то tristesse утренних хлопьев, или йогуртовое отчаянье очевидно противоречат, если не являются оскорблением, метафоре. На подобное противоречие черный пес скалится сильнее утром, ирония булькает как бешенство в собственной слюне).

«Оливер», – повторил голос, явно устрашенный моим отпором, – «Это Стюарт».

«Стюарт», – сказал я, и тут же почувствовал, что надо потянуть время: «Извини, мне послышалось СтюАрт».

Он ничего не ответил на это. «Ну как дела?» – спросил он.

«Дела», – ответил я, – «в зависимости от принятой точки зрения, либо великая иллюзия, либо единственно возможное положение вещей».

«Все тот же старина Оливер», – восхищенно гоготнул он.

«А вот это положение, – парировал я – как психологически, так и философски весьма спорно». Я выдал наспех придуманную речь о клеточной репродукции и о том, какая доля клеточной ткани осталась от прежнего Оливера, с которым тому довелось столкнуться тыщу лет назад.

«Я подумал мы можем встретиться».

И только тогда я осознал, что это не было какой-то фантасмагорической эманацией моего утреннего сплина, или даже – сейчас говоря о «мире» в общепринятом понимании – звонком из другого мира. Малыш Стью, мой малыш Стью вернулся.

Стюарт: Кажется, я застал Оливера врасплох. Что ж, полагаю это неудивительно. Тот, кто набирает номер, обычно больше думает о том, кому звонит, чем наоборот. Есть те, кто звонит и начинает «Привет, это я», как будто в мире один-единственный человек по имени Я. Хотя, забавным образом, пусть это немного и раздражает, но обычно можно догадаться, кто на другом конце провода, так что, в некотором роде, действительно есть только один Я.

Извините, я немного отвлекся.

Преодолев первый шок, Оливер спросил: «Как ты нас выследил?»

Я немного подумал, а потом ответил: «Нашел адрес в телефонной книге».

Что-то в том, как я это сказал, заставило Оливера захихикать, точно так же, как и в былые времена. Это было как отголосок прошлого и немного спустя я к нему присоединился, хотя и не находил это таким смешным, как очевидно находил он.

«Все тот же старина Стюарт», – в конце концов сказал он.

«В общем да», – ответил я, имея ввиду: не спеши с выводами.

«Как твое ничего?» – типичный вопрос в духе Оливера.

«Ну, начнем с того, что совсем седой».

«Правда? Кто же говорил, что ранняя седина – признак шарлатана? Кто-то из острословов и денди». Он стал перечислять имена, но я не собирался слушать его до вечера.

«Меня много в чем обвиняли, но это и вовсе дырявое обвинение».

«Ну что ты, Стюарт, я не имел ввиду тебя», – сказал он, и я даже почти поверил ему. «По отношению к тебе это было бы не обвинение, а настоящий дуршлаг. Сквозь такое обвинение можно было бы сливать макароны. Можно было бы…»

«Как насчет четверга? До четверга меня не будет в городе».

Он сверился с несуществующим ежедневником – я всегда знаю когда это так – и соизволил вписать меня в свои планы.

Джиллиан: Когда долгое время живешь с кем-то вместе, то всегда можешь догадаться, когда они что-то скрывают, ведь так? Всегда знаешь, когда они не слушают, или предпочли бы оказаться подальше от тебя, или… все эти или.

Я всегда находила это трогательным – то как Оливер что-то утаивает, а потом приходит, чтобы рассказать, сложив перед собой ладони как ребенок. Я думаю, что отчасти это свойственно ему, а отчасти это от того, что в его жизни недостаточно много событий. Что я знаю точно, так это то, что у него действительно хорошо получилось бы иметь успех. Он бы получал от этого настоящее наслаждение и, забавным образом, это бы его не испортило. Я правда так думаю.

Мы ужинали. Макароны с томатным соусом, который приготовил Оливер. «Двадцать вопросов», – сказал он, точно в тот самый миг, когда я подумала, что он это скажет. Мы имеем обыкновение играть в эту игру во многом и потому, что это растягивает обмен новостями. Я хочу сказать, у меня тоже не много новостей для Оливера после целого дня проведенного в студии, где я немного слушаю радио и немного болтаю с Элли. В основном о проблемах с мальчишками.

«Хорошо», – сказала я.

«Угадай кто звонил?»

Я ответила не думая – «Стюарт».

Повторяю – не думая. Не думая, что могу испортить игру Оливера, не говоря уж о чем-то еще. Он посмотрел на меня так, словно я сжульничала или каким-то образом подглядела отгадку. Он явно не мог поверить, что имя сорвалось у меня просто так.

Последовала тишина. А потом Оливер раздраженно спросил: « Какого цвета у него волосы?»

«Какого цвета у него волосы?» – повторила я, словно говорить на эту тему было самым обычным делом, – «ну наверное немного с проседью».

"А вот и нет! – воскликнул он – Он совсем седой! Кто сказал, что это признак шарлатана? Не Оскар. Бирбом?[38]Его брат? Гюисманс?[39]Старина Жорис-Карл…?

«Ты его видел?»

"Нет, – ответил он, не то чтобы торжествующе, но по крайней мере как будто бы вновь воодушевившись. Я оставила это как есть, ну в том что касается супружеских подозрений.

Оливер рассказал мне все. Похоже Стюарт женился на американке, стал зеленщиком и поседел. Я говорю «похоже» потому, что когда Оливер собирает новости, они часто грешат неточностями. Похоже он так же не выяснил ничего по существу – вроде того на сколько приехал Стюарт, зачем, где он остановился.

«Двадцать вопросов», – сказал Оливер во второй раз. Теперь он казался спокойнее.

«Спрашивай».

«Какую траву, специю, или другую полезную добавку, питательное вещество или ароматизатор я добавил в соус?»